Шрифт:
Закладка:
Я устала и больше не хотела воображать себе драматические сценарии. И особенно думать о сектах. «Секты и Элька – это просто абсурд», – сказала я себе в очередной раз.
Да, у Эльки вдруг изменилось отношение к Федору, ну и что из этого? Моя сестрица всегда была влюбчива, и вполне возможно, что она по-бабьи увлеклась Мокшафом. Да, это тот Федя Мочкин, над которым она прежде смеялась, но в то же время – не тот. Прежде Федор был жалкий, невостребованный гитарист с некоторыми вокальными данными, в сущности, никто. А теперь он во главе некого «лазурного общества», где все его слушаются. Все, кроме нее. И ей это очень нравится. Может, именно поэтому она сейчас с ним, а не в Москве.
Вот это я еще могла себе вообразить. И хотела думать, что все так и было.
* * *Вернувшись домой, я посмотрела в интернете, что там есть о «Лагере внутренней трансформации». Оказалось, что у этого заведения имелся свой сайт, и я открыла его. Меня заинтересовала рубрика «Ретриты». Этим английским словом теперь и у нас называют уединения для медитаций и размышлений о своей жизни. Когда я работала в «Нашей газете», они только входили в моду, и я слышала о них разное, но это никаким боком не соприкасалось с деятельностью сект. Ретриты – это открытые группы, где каждый занят только собой, там нормальные товарно-денежные отношения с организаторами, никаких противозаконных действий и целей.
И в «Лагере внутренней трансформации» все было так. В программу ретритов входила тренировка внимания в стиле майндфулнесс – тоже модное занятие. А также «различные виды медитации, техники оздоровляющего дыхания (пранаяма) и глубокого расслабления, йога, перенастройка на здоровый ритм жизни».
И хотя меня мутило от заклинаний типа «найди путь к себе» или «заложи новый фундамент своей личности», а «тантра» раза два все же мелькнула в других разделах сайта, все в целом выглядело как у всех, кто зарабатывает на бренде «личностный рост».
Так что же теперь получалось? А получалось, что тему сект можно было теперь закрыть окончательно. Теперь мне предстояло сделать только одно: узнать в «Трансформаторе», как мне связаться с Элеонорой, а потом позвонить ей и добиться, чтобы она подала матери признаки жизни. То, что моя сестрица сейчас у Федора в его лагере, стало для меня аксиомой.
* * *В рубрике «Контакт» имелись адрес электронной почты и телефон для информации и регистрации, номер мобильный. Недолго думая, я его набрала. Включился автоответчик. Я услышала, что меня приветствует «Лагерь внутренней трансформации» и его представительница в Москве Татьяна. В данный момент она не может ответить на мои вопросы лично, но обязательно перезвонит мне при первой же возможности. Если же я отправлю сообщение на электронную почту, то ответ придет уже в тот же день.
Этот текст проговорил женский голос, который сразу же показался мне знакомым. Татьян много, но когда эта Татьяна запнулась на слове «трансформация», я догадалась, с кем имею дело.
Такую новость я не могла держать в себе и тотчас же позвонила Андрею.
– Скажи, тебе перезвонила Таня? – спросила я его.
– Какая Таня?
– Жиличка Федора. Она должна была рассказать Федору о визите его друга Саши. И спросить, можно ли дать этому другу его новые координаты.
– Ах, эта! Да нет еще. А в чем дело?
– В том, что я теперь все знаю об «уроках пения» Элеоноры. И кто ее учитель, и что они там пели и зачем. Если ты сейчас не сидишь, то сядь. Это были…
Андрей перебил меня:
– Я, между прочим, сижу, и сижу не один. Давай созвонимся завтра, ладно?
* * *О Кире я вспомнила, когда стелила себе постель. Моя голова уже плохо работала, но я все же смогла отметить отсутствие сожаления, что так и не поговорила с Киром. Была только досада, я забыла ему позвонить, как обещала еще вчера утром.
Я взяла трубку и набрала номер его мобильника. Услышав голос Кира, я ему сказала:
– Наверное, у нас с тобой что-то не так…
Кир никак не реагировал. Меня это задело, и я выдала ему все, что наболело:
– Вот вдруг возник один актер, случайно возник, и я стала думать о нем больше, чем о тебе. Если честно, я из-за него о тебе вообще перестала думать… Этот актер не по моей части, его уже и нет. Вернее, он есть, но ко мне это больше не относится… Ничего между нами не было и не будет, а воспоминание о нем продолжает всплывать. Вот такие дела…
Это были верные слова. Я даже удивилась, насколько верными они были. А я этих слов и не искала. Они хлынули из меня сами.
Кир так и не произнес ни слова. Он молчал, как автоответчик на записи. Я не выдержала его молчание и отключилась. Потом я еще какое-то время сидела, поглядывая на трубку, лежавшую рядом, ожидая, что Кир перезвонит. Но он не перезвонил.
25
В этот раз я предупредила Ольгу Марковну о своем приходе.
– Есть новость, – сообщила я ей по телефону. – Я могу сейчас к тебе заехать и все рассказать.
– Что с Элей? – прошептала она. Наверное, ей сдавило грудь.
– Похоже, что за нее можно не беспокоиться, – сказала я, чтобы у матери отлегло.
Эти слова мне дорого стоили при встрече. Когда Ольга Марковна наконец поняла, чем могут объясняться перемены в поведении ее любимой дочери, то она прямо-таки набросилась на меня. Как я могла сказать «можно не беспокоиться»?! Секта хуже, чем смерть. Я обронила по неосторожности слово «секта», когда рассказывала ей о своей встрече с Ларисой, и она сразу же за него ухватилась.
Я как могла выразила понимание ее возмущению. У нее был шок. Я сама его испытала у Ларисы, только меня тогда сковало, а мать взорвало. Возможно, ее реакция была связана и со мной. Она и раньше взрывалась, когда я в ее понятии делала что-то не так.
– Не преувеличивай, – сказала ей я. – Ну как это может быть «хуже, чем смерть»? Да никакая это не секта, а просто группа. Сейчас полно таких групп. Я думаю, это у Эльки временное увлечение. Увлечение Федором, а не этой группой. Долго оно не продлится. Не может она долго видеть Федю каким-то там Мокшафом.
– Ничего ты не знаешь! – зло остановила меня Ольга Марковна. – Он страшный человек. Он колдун.
– Почему колдун?
– А кто же еще, если у него сейчас такая власть над Элеонорой? Еще до Нового года она вдруг стала сама не своя. Она слушалась его как девчонка…
– Значит, ты все знала?! – перебила я ее.
– Что я знала?! Конечно, я ничего не знала. Только